© С. Самченко, Б. Юлин.МЮНХГАУЗЕН ОТ ИСТОРИИ(ДИАЛОГИ С ЛИТЕРАТОРОМ)Часть 3.
...Его имя было “Кенигсберг”. 12 декабря 1905 года он был спущен на воду на казенной верфи в Киле - восьмым в своей линии универсальных легких крейсеров-разведчиков. Он был красив: некрупный, всего около четырех тысяч тонн водоизмещения. Очень стройный и изящный. Двухвальная ходовая установка позволяла развивать скорость около 23 узлов, что было неплохо для его года спуска. Тонкие длинные трубы - числом три - и стройные легкие мачты делали внешний вид корабля стремительным и дерзким. А светло-серый с жемчужным отливом цвет окраски - маскировочной, под туманы Северного моря, - превращал его в вечернем сумраке в полупрозрачную серебряную тень. Достройка была долгой. На испытания “Кенигсберг” был выведен только в апреле 1907 года. И сразу же с Кильской мерной линии его забрали в Императорский конвой. Впереди была долгая жизнь. Семь лет. Это много для военного корабля в стремительные годы накануне мировой войны, когда появление на свет британского “Дредноута” запустило гонку вооружения в бешеном темпе. “Кенигсбергу” еще суждено было превзойти в известности всех своих соратников - за исключением разве что “Эмдена”. “Кенигсбергу” еще предстояло стать звездой Императорского конвоя, надеждой Танганьики и героем войны... И - героем книги. Книги, которой, кажется, не стоило выходить в свет. Речь идет об очередном опусе господина И. Бунича. “Корсары Кайзера”, глава третья. “Сафари крейсера “Кенигсберг””. Знает ли автор, что “сафари” - это вполне конкретный вид охотничьей экспедиции. Поход за крупным зверем по труднодоступным районам африканской саванны. Каждый рейдер, конечно, охотник. Но не в саванне же!!! Река Руфиджи, где квартировал “Кенигсберг” с осени 1914 года, протекает среди тропического леса, а не среди саванны. Так что метафора выглядит натянуто и ненатурально. Экзотическое слово пришлось по душе писателю - только и всего. “Массивная золоченая корона городского герба была передана на крейсер в качестве носового украшения” (стр. 272). Каждый германский военный корабль при спуске на воду получает личную эмблему, отражающую его именную геральдику. У тех, чьи имена даны в честь знаменитых государственных деятелей или военачальников, это - дворянские гербы. У нареченных в честь княжеств и великих городов Империи - гербы городов и местностей. “Кенигсберг” от рождения нес у форштевня щит с гербом города, имя которого носил. А подарок от городских властей представлял собой панно для украшения интерьера кают-компании, а не “носовое украшение”. “На этот раз императорская чета собиралась в Англию, и для того, чтобы произвести на своего дядю Эдуарда должное впечатление, Кайзер приказал включить в сопровождение своей яхты броненосный крейсер “Шарнхорст”, легкий крейсер “Кенигсберг” и посыльное судно “Слайпер”. Яхта “Гогенцоллерн” в сопровождении всего, чем мог похвастать германский флот, прибыла в Портсмут” (стр. 273). Странное отношение у господина Бунича к Императорскому конвою... На самом деле, производить впечатление - всегда вторичная задача. Профессии дипломата и разведчика несочетаемы только в тексте международных законов. В Императорской гвардии, в пустой тягомотине официальных визитов, за показным шиком и парадным великолепием скрываются невидимые баталии тайной войны, которая никогда не кончается... “Ни “Шарнхорст”, ни “Кенигсберг”, как и следовало ожидать, не произвели на англичан, уже построивших первые дредноуты, ни малейшего впечатления” (стр. 273). Его Величество кайзер, конечно, был далек от подлинной державной мудрости. Но и таким идиотом, каким рисует его господин Бунич, он все же не был. И цель “произвести впечатление” на огромный британский флот при помощи двух крейсеров додредноутского поколения не ставил... “Шарнхорст” проходил в этом визите дипломатическую практику - как будущий флагман Восточно-Азиатской эскадры он обязан был уметь нести представительскую службу. “Кенигсберга” Император оставил при себе после того, как изящный разведчик приглянулся монарху на параде Кильской недели. Что же касается маленького невзрачного авизо, то нахождение его в составе эскадры было скорее необходимостью, нежели данью парадной традиции: “Слайпер” был нужен военно-морской делегации прежде всего для курьерской службы. “20 декабря крейсер вернулся в Киль, где, так и не приступив к несению боевой службы, стал в ремонт” (стр. 273). К сведению господина Бунича: служба в Императорском конвое во время заграничных визитов считается боевой. Не имея вымпела и не находясь “в кампании”, на такую службу просто не попадешь. “В ходе учений 1910 года “Кенигсберг” выиграл кайзеровский приз на стрельбах легких крейсеров” (стр. 274). Призером 1910 года был не только “Кенигсберг”, но и “Дрезден”, впоследствии ставший одним из разведчиков Восточно-Азиатской эскадры. “После яркой придворной службы в Германии, конвоирования императорских, королевских и царских яхт, приема на борту высочайших особ, блеска золота, мишуры и драгоценных камней “Кенигсбергу” предстояла служба в забытом Богом и людьми месте, в климате, где одинаково быстро ветшают корабли и люди, а если и возвращаются на родину, то только для того, чтобы идти на слом и в запас по инвалидности” (стр. 275). Длина одного предложения достойна пера Л.Н.Толстого... А образность текста господина Бунича не может не вызывать восхищения!.. Представьте себе картину, читатель: легкий крейсер “Кенигсберг” по мачты в мишуре и драгоценных камнях... Если кто и способен так поиздеваться - так только наш борзописец... К сведению господина Бунича: по инвалидности увольняют не в запас, а в отставку. Сомнительно, чтобы инвалидов можно было рассматривать как полноценный военный резерв, не правда ли? “28 апреля 1914 года “Кенигсберг” вышел из Вильгельмсхафена, взяв курс на Средиземное море” (стр. 275). Выйдя на внешний рейд Вильгельмсхафена, можно покинуть Северное море через Ла-Манш или через Датский пролив. Там уже, в атлантических водах, можно проложить курс на Гибралтар - и войти в Средиземное море через этот пролив... А вот чтобы напрямую - это же матушку-Европу придется куда-то деть! Сомневаюсь, господин Бунич, что это было в начале века под силу одному крейсеру - даже такому незаурядному, как “Кенигсберг”. “Пока Лооф и экипаж “Кенигсберга” наслаждались прелестями Средиземного моря, адмирал Сушон вел невидимое сражение с Главным Морским Штабом” (стр. 276). Господин Бунич слегка преувеличивает. Адмирал Сушон действительно хотел оставить “Кенигсберга” при себе - “Гебену” был нужен второй разведчик, помимо занятого на представительской службе легкого крейсера “Бреслау”. По этому поводу Сушон даже написал Тирпицу письмо. Но морской министр отказал, сославшись на необходимость отправить крейсер на охрану колониальной станции в Дар-эс-Саламе. Сушон пытался оправдать свое намерение необходимостью поставить “Кенигсберга” на переборку механизмов и хотел, чтобы крейсер задержался на 3 месяца в одной из хороших средиземноморских баз. Но из столицы пришло предписание: ремонтироваться уже на новом постоянном месте службы. Видимо, в этой краткой переписке и состояла вся “война” Сушона со штабом... “На севере германская колония граничила с британской Угандой, на юге - с португальским Мозамбиком и британской Центральной Африкой, на востоке - с Конго” (стр. 277). Судя по этой цитате, Конго к первой мировой уже получила независимость. К тому же, господин Бунич снова совершил “географическое открытие”. Иначе что такое “британская Центральная Африка”? “По прибытии капитан 2 ранга Лооф становился старшим морским начальником на рейде” (стр. 278). Кроме “Кенигсберга”, командиров в чине фрегаттен-капитана имели еще канонерская лодка “Гайер” и гидрографический вооруженный транспорт “Меве”. В этом случае старшинство на рейде определяется временем чинопроизводства, а не статусом боевых единиц, находящихся у данных командиров в подчинении. “12 июня “Гайер” ушел по назначению, а “Кенигсберг” начал знакомиться с новым театром своей деятельности, замеряя главным образом глубины у бесчисленных коралловых островков и рифов” (стр. 278). “Кенигсберг” получил карту глубин от “Меве” и действительно пробовал ее уточнить, ведя собственные промеры. Только делал он это не “главным образом”, а тем, чем положено - лотом... Ставьте запятые, господа корректоры бессмертных произведений!.. К слову, знакомился с театром будущих действий “Кенигсберг” очень недолго. Крейсер пришел в Дар-эс-Салам, совершенно выдохшись машинами. Холодильники были изрядно засолены, котлы нуждались в выщелачивании, подшипники главных валов требовали некоторой регулировки. Поэтому после ухода канонерки “Кенигсберг” несколько недель вообще не покидал базы, приводя себя в порядок (силами собственного экипажа и обслуги порта). Мерить глубины он выходил значительно позже, объединив это мероприятие с необходимыми текущими послеремонтными испытаниями. “Отряд состоял из крейсеров: “Гиацинт”, “Эстрея” и “Пегасус”, все вооруженные 152-миллиметровыми орудиями, в то время как на “Кенигсберге” стояли всего лишь 105-миллиметровки” (стр. 280). Ужас, какие страшные неприятели!.. А знаком ли господин Бунич с техническими данными этих крейсеров? Если нет, очень рекомендуем прочесть хотя бы пресловутый “Джейн”... год этак за 1891! Перечисленные англичане были возрастом уже довольно стары. И к тому же относились к трем разным сериям. Шестидюймовым главным калибром, в количестве одиннадцати стволов, обладал только “Гиацинт”. У “Эстреи” подобных орудий было всего два. Остальные - 102-миллиметровые… И наконец, “Пегасус” был по вооружению наиболее слаб. Его главный калибр составляли восемь устаревших 102-миллиметровых пушек, с длиной ствола 35 калибров. Не пройдет и нескольких месяцев войны, а “Кенигсберг” уже воспользуется этим. Он выследит “Пегасуса” и расстреляет его с такой дистанции, с которой старик англичанин просто не сможет достать противника. “...База - это было главное, в чем нуждался “Кенигсберг”, вынужденный с первых дней скитаться по пустынным бухтам, подобно пиратам старых времен…” (стр. 285) Между прочим, “Кенигсбергу” еще повезло, господин Бунич. У него хоть Дар-эс-Салам был... А “Эмден”, например, подчас бункеровался с бродячих транспортов в открытом океане. Рейдеры часто живут где попало и как попало, никого это не удивляет - именно со времен старых пиратов. “Кенигсберг” знал, на что шел, для него такая жизнь естественна. “Орудия “Кенигсберга” медленно поползли вдоль борта…” (стр. 292) ...Кошмарный сон, да и только!.. Представьте это себе, читатель! “...И среди всего этого внезапно оказался первоклассный крейсер Императорского флота Германии - набитое порохом чудище эпохи брони и пара” (стр. 292). Двадцать страниц назад, при описании “Кенигсберга”, участвующего в дипломатическом походе, господин Бунич весьма образно рисует “изящный, похожий на лебедя трехтрубный крейсер”, сопровождающий императорскую яхту, подобно юному пажу. Извиняемся, но нам тяжело удержаться от откровенного смеха над автором. Куда ушел “прекрасный паж”? И почему на его месте возникло это, с позволения сказать, чудище... набитое? Нелогично, господин Бунич! Да, кстати, как читатель представляет себе крейсер, набитый порохом? “Кенигсберг” при всех своих недостатках все-таки не был взрывающимся брандером... “... Выяснилось, что в лихом налете на английскую базу в Занзибаре “Кенигсберг” окончательно угробил свою машинную установку. Треснули и совершенно вышли из строя несколько клапанов главного паропровода. Треснул и потек корпус опреснителя воды для котлов” (стр. 298). Перечисленные господином Буничем повреждения относятся к дефектам не машинных, а котельных систем. Да и слово “треснуть”, похоже, просто понравилось писателю. Иногда это бывает... Нравилось же, например, Льву Николаевичу простонародное слово “гвоздить” - в значении бить. Помните - в “Войне и Мире” французов то и дело “гвоздили дубиной народной войны”... А на самом деле у “Кенигсберга” дефект клинкетов магистрального паропровода состоял не в трещинах, а в деформациях, вызывавших при определенных режимах движения преждевременное открытие клапана и сброс рабочего давления пара. “Машину запустили, из трех труб “Кенигсберга” повалил дым” (стр. 300). Сначала поднимают давление в котлах - и из труб валит дым. А потом уже запускают паровые машины. А если у писателя в тексте эти действия происходят в обратном порядке, то, стало быть, писатель не знает принципиального устройства ходовых систем парового корабля. Зачем же производить на читателя столь дурное впечатление, господин Бунич? “Британские корабли прочесывали прибрежные воды, но никаких следов “Кенигсберга” обнаружить не могли” (стр. 301). Знаете, господин Бунич, говорят, вода вообще не хранит следов... Это много лет спустя, уже во вторую мировую войну было возможно отыскать “Бисмарка” по нефтяным разводам на поверхности моря, которые линкор оставлял за собой. Поскольку имел после поединка с “Худом” и “Принцем Уэльским” повреждение топливных цистерн... Если крейсер пользуется углем в качестве топлива, то сброшенный в воду угольный шлак оседает на дно в считанные мгновения и выдать присутствие корабля не может. А транспортов на тот момент “Кенигсберг” еще не топил, следовательно, на воде не было и следов в виде деревянных обломков... “В направлении на юго-запад видны мачты двух кораблей, сэр! Одна похожа на мачту торгового судна, другая выглядит как мачта военного корабля” (стр. 304). Эти слова господин Бунич преподносит как цитату из подлинного донесения. Но оно не может быть подлинным: если с высоты наблюдательного пункта видны торчащие из тропических зарослей мачты, то заметно будет и то, что у “Кенигсберга” их пара. Причем обе, и грот, и фок, - одной длины. Если из густолиственных кустов будет торчать одна мачта, то в полусотне метров от нее будет возвышаться вторая. “Над заповедной территорией дельты Руфиджи, вспугивая птиц, обезьян, крокодилов и анаконд, со свистом проносились 152-миллиметровые снаряды легкого крейсера “Чэтэм”” (стр. 305). Весь этот шум, по мнению господина Бунича, “Чэтам” производил, “лениво покачиваясь на якоре”... Возможно, и так. Не помню только, водятся ли в дельте Руфиджи анаконды - все-таки этот вид змей живет в Южной Америке. “В 06:00 на мачте “Чэтэма” взвился сигнал о начале бомбардировки “Кенигсберга” всеми кораблями британского отряда” (стр. 306). Это, пожалуй, будет получше “обстрела “Эмдена” с берега мятежниками”!.. А на самом деле сигнал “Чэтама” звучал стандартно: “кораблям эскадры начать стрельбу по показаниям корректировщика”. Этот сигнал сохранился в вахтенном и неоднократно цитирован в мемуарах. “…Капитан 1 ранга Драри-Лоу снова не знал, где точно находится “Кенигсберг” в извилистых ходах этого кишащего змеями и крокодилами лабиринта” (стр. 310). Строкой выше этот лабиринт был назван “волшебным”... Страшноватые сказочки получаются у вас, господин Бунич! Да и “Чэтам” в буничевском описании почему-то опасается не многочисленных речных отмелей, что было бы логично для крейсера, вознамерившегося воевать в дельте реки, а полчищ экзотических гадов. Обычно змея британцами как достойный противник не воспринимается. Равно как и крокодил. “18 ноября после двух неудачных попыток Катлер все-таки поднял свой старенький “Картис” в воздух и, натужно стрекоча двигателем, полетел над кронами пальм и мангровых деревьев” (стр. 311). Кто стрекотал двигателем, господин Бунич? Аэроплан или сам летчик? Кстати, найти на 1914 год старенький самолет - безумно сложная задача. Самый старенький из “Кертисов” (именно так, а не “Картисов”) мог бы иметь возраст не больше трех-четырех лет. “Не обращая внимание на огонь, Катлер любовался волшебной панорамой дельты Руфиджи…” (стр. 311) По господину Буничу получается, что самые мстительные люди - производители кофе, а самые невозмутимые - авиаторы... Всем прочим было бы, наверное, проблематично не обращать внимания на стрельбу по тебе из пулеметов и легких орудий. Особенно - если летишь на легком одномоторном самолетике с перкалевыми крылышками, который, в принципе, можно сбить одной винтовочной пулей, если метить в пилота, сидящего почти открыто. Думаю, что Катлер все-таки не столько любовался красотами экзотической колониальной природы, сколько пытался засечь огневые точки и вычислить стоянку “Кенигсберга”. “Его [“Голиафа”] машины могли привидеться только в кошмарном сне любого флотского механика, а топки пожирали угля больше, чем все остальные корабли отряда вместе взятые” (стр. 313). “Голиаф” принадлежал к довольно старой серии “уайтовских” колониальных линкоров, так что удивляться изрядной изношенности его механизмов, наверное, не стоит. Другое дело, что никакого кошмарного сна не было и быть не могло: “Голиаф” пришел в эскадру после профилактической переборки ходовых, котлы его, хоть и старые, были чистыми, а машины - заново отрегулированными. Более знаменитый “Канопус”, например, достался Крэдоку в гораздо худшем техническом состоянии... “Но хуже всего было не ожидание какого-то чуда и не осознание безнадежности своего положения, а испепеляющая экваториальная жара” (стр. 315). За что вы, господин Бунич, так жару не любите, что делаете ее основной мотивацией деятельности германских легких крейсеров на войне? Жара в Африке - явление непреложное, как теорема Пифагора, и, страдая от зноя, европейцы все-таки способны замечать вокруг себя что-то кроме жары. Зачем отказывать им в этой способности? “Мониторы, как известно, появились еще во время Крымской войны…” (стр. 336) Известно это только господину Буничу. Первый корабль этого класса - сам “Монитор” - был построен через 6 лет после окончания упомянутой войны. “...В устье Сеимба-Уранга вошел крейсер “Веймут”. Медленно и величественно он “переполз” через песчаный бар…” (стр. 343) “Веймут” - стройный, стремительный легкий крейсер, охарактеризованный в свое время адмиралом Пэкинхемом как “корабль, весьма нервный в управлении”. Это - к вопросу о медленном и величавом движении через бар. К слову, баром именуется дельтовая отмель, возникшая в результате речного намыва песка и нередко ОБНАЖАЮЩАЯСЯ от воды во время отлива. Несчастный “Веймут” осторожно шел через этот подводный бархан, навстречу течению, с минимально допустимым зазором между килем и донной поверхностью, размывая отмель движением винтов и периодически слегка застревая. При этом из-под кормы его вылетали илисто-желтые мутные потоки и разбрызгивания... Предоставляем читателю самому судить о степени величавости этого зрелища! И снова мне пришлось пожалеть, что я не художник. Представьте себе ситуацию, описанную господином Буничем на стр. 342-343: с берега “бульдогообразные” британские сержанты” ведут “пачковый винтовочный огонь”. Комментарии излишни... “Кенигсберг” был уничтожен. Просто и честно погиб в бою, до последнего сражаясь с врагом в практически безнадежной для себя ситуации. И эта гибель отличалась от других на этой войне только тем, что произошла в несколько необычных для океанского крейсера обстоятельствах. “Кенигсберг” не заслуживает столь недобросовестного биографа, как господин Бунич. Впрочем, как не заслуживают его и другие герои книги “Корсары Кайзера”. Хотя бы уже потому, что они были не только героями плохой книги - но и героями войны. Приложение.К сожалению, авторы не могут позволить себе на этих страницах подробный анализ всех содержащихся в книге “Корсары Кайзера” произведений. На это бы не хватило никакой журнальной площади… Поэтому мы ограничимся лишь приведением наиболее характерных моментов данных опусов. “Сокровища капитана Нергера”На странице 389 автор забывает то, о чем писал в предыдущей части: “…но позднее выяснилось, что этот полет “волчонка” стал первым полетом гидроплана в тропиках”. А как же описанный вами полет “старенького “Картиса” на поиски “Кенигсберга”? Нелогично, господин Бунич. Читаем 435 страницу: Чудеса высшего пилотажа, да и только! Переход в пикирование используется как стандартный способ выхода из штопора. Уже поэтому “пикировать штопором” физически невозможно. Любите вы, господин Бунич, изобретать новые термины! Например, на странице 436 вы называете нервюры “ребрами жесткости для крыльев”. Страница 457: Господин Бунич, у судов нет “боков”, а есть борта. А там, где борт переходит в днище, может располагаться скуловой киль. Страница 476. Здесь мы сталкиваемся с откровенной фантастикой. Судно водоизмещением в 5809 тонн имеет грузоподъемность 11200 тонн. Интересно, господин Бунич, очень интересно… “Последний парусный рейдер”Страница 535: Это безумное открытие сделано господином Буничем уже в области истории культуры. Страница 563: “…в северной части Британской Колумбии…” Незнание господином Буничем географии и истории усугубляется его нежеланием заглянуть хотя бы в школьный атлас. Если бы он это сделал, то у него не было бы подобных “географических открытий”. Кстати, в Перу нет порта Сан-Николас, а есть небольшое приморское поселение Пуэрто-Сент-Николас. Такова, с позволения сказать, наиболее популярная на сегодняшний день литература, посвященная военно-морской истории. И данная книга ничем не выделяется в длинной череде творений господина Бунича. Так он пишет обо всем… Ноябрь 1998 - апрель 2000. ----***---- |
              |